Первая украинская футуристическая опера посвящена аннексии Крыма
Первая украинская футуристическая опера – «2014» – посвящена аннексии Крыма. Как украинское общество восприняло театральное переосмысление крымской трагедии, насколько готово к нему оказалось, с чем пришлось столкнуться авторам оперы и почему искусство должно «бить табуреткой в голову» – в материале Крым.Реалии.
Опера «2014» основана на поэме одного из крупнейших авангардистов 20 века Велимира Хлебникова «Ночной обыск». Поэма рассказывает о событиях в Петрограде в 1918 году, когда «красные морячки» выискивали «белых зверей», представителей «старой власти». Режиссер оперы Алексей Коломийцев перенес ситуацию в 2014 год и описывает оккупацию Крыма Россией.
В следующий раз оперу «2014» увидят в Киеве 29 октября – в день рождения актера Алексея Горбунова, который играет в ней главную роль. С началом войны Горбунов перевез свою семью из Москвы в Украину. Свой 55-летний юбилей он решил встретить на сцене.
Алексей Горбунов: работать в Украине, пока не окончится война
Алексей Горбунов
– Остались ли у вас связи с российским кино и театром?
– У меня агент в Питере, предлагает сценарии для съемок в Москве. Сейчас было предложение «Ленинград 46» второй сезон снимать. Предлагают фильм о вратаре Яшине. Но я сказал, что пока война идет, я как-то плохо себе все это представляю.
Все съемки у меня пока в Украине, и вся работа в Украине, пока не закончится эта война. Благородное дело – заниматься искусством сегодня. Я убеждаюсь, что сегодня, как никогда, артистом нужно быть с гражданской позицией.
Когда мы ставим «2014» по пьесе Велимира Хлебникова о Петрограде 1918 года – это все про сегодняшний день.
– Премьера «2014» в Одессе состоялась 30 июля. Почему почти не было рекламы?
– Рекламы «2014» не было нигде, кроме сети. Тот телевизор, который тут что-то рекламирует часто, нам и не нужен.
Сегодня люди хотят, чтобы с ними по душам поговорили. А говорить с людьми по душам некому. Для этого мы делаем этот спектакль.
– Как вы попали в оперу об аннексии Крыма?
– Я хотел вернуться в театр. У меня был перерыв на сцене шесть лет. Я искал пьесу три года. Совершенно случайно этой весной меня познакомили с режиссером Коломийцевым. Он мне первое что сказал, – мы, мол, будем играть оперу по пьесе Велимира Хлебникова. Все, кто знает поэзию, в курсе, что Хлебников звучит очень редко. В последний раз мне лет десять назад в Москве студенты предлагали в их работе по Хлебникову играть.
А тут вдруг в Одессе – Хлебников, «Ночной обыск». Я в первый раз вообще пьесу эту услышал. Причем режиссер мне сначала дал только 12 страниц текста. Когда я это прочел, ночь не спал. Утром перезваниваю Коломийцеву, говорю: «Готов, когда репетиция?» Он отвечает: «Завтра».
Я был еще больше поражен, что все это происходит в Одессе. Меня бы не удивило, если бы это было в Варшаве, в Нью-Йорке, в Москве, Питере, даже в Киеве. Это та драматургия и тот материал, который бывает лишь один раз в жизни.
– В «2014» вы играете только с молодыми неизвестными актерами. Это случайность или принципиально?
– У меня с молодежью связаны большие надежды – со взрослыми каши не сваришь. С одной стороны, этих «взрослых» много, с другой стороны, как ни подойди – другой масти люди. А молодежь – они все уже выросли «за границей» и живут в мире без границ, знают языки, они в сети, они телевизор не смотрят.
У меня дети, кстати, одна в Украине родилась, вторая в Москве. И как-то мы живем с этим и всегда надеемся, что любовь и свет и что-то очень-очень светлое должно победить.
Алексей Коломийцев: Гражданская позиция
Алексей Коломийцев
– Что за история с «активным игнорированием» местными журналистами премьеры «2014» в Одессе?
– Этот игнор был запрограммирован изначально. Есть такое украинское слово «побоювання». Это боязнь всего, что связано с оперой, с Крымом. У них отношение к этой теме как к трансформаторной будке – не влезай, убьет. Вроде бы все понимают, а с другой стороны – мало ли чего?
У нас многие путают какую-то заполитизированность, политику и гражданскую позицию. Гражданская позиция должна быть. Она дает четкие ориентиры, четкие ответы на вопросы. Ты понимаешь, с кем ты говоришь, когда у человека есть четкое понимание ситуации: где он живет, где его столица. Многие же путают до сих пор. Это утрированно, но это тоже гражданская позиция – ответ на вопрос «Где твоя столица?» или «Чей Крым?».
Понятное дело, априори Крым наш, украинский. Но говоря о том, чей Крым, надо говорить, чем ты можешь помочь. Ты можешь промолчать, пройти мимо, высказать свое мнение, либо пойти на рожон. Мы на рожон пошли. Поэтому ни одного представителя от местных властей на премьере не было.
Все люди занятые, все строят Украину, как могут. Но это неправильно. Вся беда – вообще все наши беды и война в том числе – из-за того, что у нас культуру, театр оставляли на потом. А о том, что «не хлебом единым», у нас позабыли.
– Опера – об аннексии Крыма. Новейшая история, острая политическая международная тема. Это всегда неблагодарное занятие, зачем вам все это?
– Это выражение гражданской позиции. Она четкая, без вихляний. Можно сколько угодно прятать голову в песок и убеждать себя в том, что ты рожден не для этого, а для чего-то более высокого и как режиссер должен сеять доброе, умное, вечное.
Я имею к Крыму непосредственное отношение. Мой дед в войну там воевал, водрузил знамя над севастопольской диорамой.
Но какая уж тут политика, когда президент другой страны говорит, что Россия выиграла в войне без Украины? Я задаю себе вопрос: а причем тут мой дед? И Севастополь – город чьей славы? Дед родом из Слобожанщины. Так чьей славы город Севастополь – русской или украинской?
Эти вопросы очень цепляют тебя, как человека, которому дают пощечину. Вот сейчас нам всем дали пощечину. Просто кто-то реагирует на нее, принимая псевдопостулат: ударили – подставь другую щеку. Я думаю, что в этой фразе больше метафоры. Поэтому, наверное, не желая подставлять другую щеку, ты совершаешь такие вещи. Посредством искусства, театра.
– Те российские омоновцы, которые сейчас в Крыму, которые заходили тогда в 2014 году – ГРУшники, «вежливые люди», – они похожи на тех хлебниковских петроградских морячков?
– Внешне – нет. Человечество не выносит из истории никаких уроков. Возможно, они и отличались сленгом, внешностью, но внутренне, я думаю, все убийцы похожи. К какой бы они не принадлежали нации, какая бы кровь в их жилах не текла. Убийцей всегда движет жажда насилия.
– Первая в Украине футуристическая опера. Первая постановка об аннексии Крыма. Я был на репетициях – это бешеный поток энергии и боли. Справились ли зрители с таким потоком, который лился на них со сцены?
– Я привык к такой реакции – обескураживанию. Люди ожидают, что придут, удобно сядут в кресло, получат «поток позитивных эмоций» и пойдут дальше доживать день. Но когда ты ставишь в спектакле сложные вопросы и в течение всего времени «бьешь зрителя в голову табуреткой», конечно, не всем это нравится.
– Почему украинский театр избегает актуальных тем? Ведь это происходит: Крым, Донбасс, война. Почему искусство молчит? Это навязываемый образ «отдых в театре» или боязнь чего-то?
– Ну мало ли что, может завтра придет этот… Придут и спросят. Масса причин, в том числе и аморфность. И «моя хата с краю». Это та самая трансформаторная будка – не влезай, убьет. Пусть кто-то делает, а я в сторонке постою и посмотрю.
– Почему в главной роли в «2014» оказался Горбунов? Связано ли это с тем, что человек четко выразил свою позицию и с началом войны вернулся в Украину, был на Майдане?
– Больше некому. Я не вижу ни одного актера в Украине, кто мог бы сыграть в такой опере. Пусть меня простят те, кого я этими словами, может быть, обидел. Не вижу в стране таких людей, которые выходят за рамки сугубо актерской профессии. У нас привыкли ассоциировать актера с лицедеем. Когда актер помимо своего хорошего, гениального ремесла хочет «достучаться до небес», это дорогого стоит. Алексей Горбунов для меня не есть кумир, но в Украине я как режиссер со всей ответственностью могу заявить: такого второго актера нет.
– Какая реакция запомнилась больше всего после премьеры «2014»?
– Разная реакция была. После нашего спектакля «Вивисекция» комментарии пошли через два дня. Сначала думали, что народ вообще не реагирует, а потом пошел шквал. Разного толка – и глупости откровенные люди писали, и дифирамбы.
После «2014» история с комментариями началась через неделю. Люди неделю «переваривали», значит, они думали о спектакле неделю. Значит, он их держал за голову. Я думаю, что цель достигнута. Особенно при том парализованном информационном пространстве. И полный зал. Это важный взгляд на существующую проблему Крыма со стороны театра, со стороны искусства.
Полный зал на опере, посвященной событиям в Крыму в 2014 году. В Одессе. А нам рассказывают, что Одесса – «сложный город», «вы Одессу не провоцируйте». Да все нормально с Одессой, и с людьми тут все нормально. Они с мозгами, с ушами и со вкусом. Сейчас борьба идет не только за умы, но и за вкусы. Вкус – очень тонкая штука. Человек, у которого есть вкус, – у него больше шансов понять ужас, который происходит вокруг.
