Как воспитывать детей, когда вокруг тотальная пропаганда, а общество пренебрегает гуманистическими ценностями?
Сегодня говорим о явлении, которое можно условно назвать «партизанским воспитанием» – когда родители передают ребенку некие знания, но эти знания могут оказаться опасными, если делиться ими в обществе. Как воспитывать детей, когда вокруг тотальная пропаганда, а общество пренебрегает гуманистическими ценностями – об этом говорим с психотерапевтом Викторией Веретенниковой.
Радио Крым.Реалии/ «Партизанское» воспитание в условиях пропаганды Радио Крым.Реалии/ «Партизанское» воспитание в условиях пропагандыi ▶ ▶ || 0:00:00 … ⇱ RealAudio — 5,4MB WindowsMedia — 5,7MB MP3 — 5,0MB MP3 — 19,9MB ▶ X Добавить в список Загрузить RealAudio — 34,8kb/s — 5,4MБайт WindowsMedia — 36,8kb/s — 5,7MБайт MP3 — 32,0kb/s — 5,0MБайт MP3 — 128,0kb/s — 19,9MБайт
– Я помню себя советским ребенком, и какие-то истории моей семьи родители и дедушки с бабушками рассказывали мне уже с определенного возраста – узнай я их раньше, мог сболтнуть, и пострадала бы семья. Например, о репрессиях по отношению к моим предкам я узнал уже 14-летним. Виктория, как вы считаете, с какого возраста можно сообщать ребенку то, что родители считают правдой, которая в обществе может быть опасна?
Виктория Веретенникова
Веретенникова: 14 лет – наверное, безопасный возраст для сообщения секретов семьи. Если мы сообщаем что-то подобное раньше, то ставим ребенка в ситуацию небезопасности. Он еще не понимает, что можно говорить, а что нельзя, еще не дозрели те участки мозга, которые отвечают за критичное аналитическое мышление.
– Пропагандисты как раз работают с детьми, чтобы этого критического мышления и не было. Сейчас в Российской Федерации готовятся законы о в том числе тюремном наказании за недоносительство. Допустим, есть крымская семья, в которой родители не считают правильной аннексию. По российским законам, ребенок обязан на них донести, а иначе он может сесть, если ему уже есть 14.
Веретенникова: Да, и это будет большая сложность для родителей. Как воспитывать ребенка, что и в какой форме ему говорить? Ответить на эти вопросы теперь на порядок сложнее. Ведь в социальную среду ребенок попадает с детского сада.
– Кстати, милитаризация Крыма начинается именно с детсада – детей одевают в форму, они поют какие-то патриотические песни, «деды воевали». Как противостоять тому, чтобы это вкладывалось в мозг ребенка?
Веретенникова: А вы заметили, какие игрушки предлагаются детям – оружие, танки, самолетики, коляски, тапочки в форме танка? Родители, безусловно, не могут закрыть рот воспитателям, сказать ребенку, дескать, то, что говорит воспитатель – неправильно. Иначе происходит потеря авторитета, ребенок будет растерян, он будет искать, где и кому верить. Маленькие дети очень любят структуру, и, когда дома одна информация, в садике, на улице, в школе – другая, это вводит их в состояние хаоса. Дети не переносят хаос, им нужны определенность, четкость, безопасность.
– То есть с маленькими детьми лучше вообще не говорить на такие темы?
Веретенникова: Можно говорить словами и понятиями, которые максимально просты и доступны для понимания ребенка. Не употреблять сложных слов. Заметьте, крымские татары и семьи верующих могли вырастить детей, которые противостояли идеологии системы. У них совсем иная картина мира, себя, сохранялась вера, понятие национальности, убеждений. Будем перенимать у них опыт.
– На момент моего рождения отец был комсоргом некой организации, но он понимал, что нужно придерживаться семейных традиций, крестить ребенка, и он сумел это организовать – в другой области. Я об этом узнал, будучи пионером, и для меня это был диссонанс: как же, Бога ведь нет. Родители говорили: «Все нормально, успокойся, Бога нет». То есть нужно действовать примерно так?
Веретенникова: В целях самосохранения можно и так, но дети очень любят правду. Детям врать нельзя. Ребенок в пеленках и правда не понимает. Но когда ребенок чуть старше, хорошо бы ему сказать: мы поступаем так, потому что это в традициях нашей семьи, а то, что происходит в школе – это в традициях страны. Две традиции конфликтуют, но мы решили, что так лучше, безопаснее, удобнее. Когда ты станешь взрослым, то сможешь сделать свой выбор, где быть.
– Как объяснять, что важнее – традиции страны или семьи? Или тут невозможно сказать, что главнее?
Веретенникова: Родители могут сказать: для нас традиции семьи важнее. Это выбор наших родственников. Сложнее, когда в семье разные взгляды, это сильный диссонанс для ребенка. Он не знает, на что опираться.
– Если взгляды в семье сходятся, с какого возраста объяснять, что традиции страны – та же милитаризация – это общественное и напускное, а то, что дома, – настоящее? Как это делать?
Веретенникова: Ребенок впитывает даже невербальные сообщения. Например, родственники собираются за столом и поют песни, говорят на определенном языке. Читают детям, рассказывают элементарные вещи о правах человека, личности, о свободе, о том, что происходит в мире. Если дозированно давать ребенку информацию, которую он в состоянии усвоить, он будет нести это в себе.
– Нужно ли учить, грубо говоря, «не болтать» об этом – в школе, на улице?
Веретенникова: Это ужасно звучит. Но все мы слышали в детстве от родителей: «Этого нельзя говорить в школе». То нельзя говорить на пионерском собрании, об этом лучше молчать. Это очень тоскливо для ребенка. Но надо объяснить, почему это нужно делать. Ошибка наших родителей в том, что они не объясняли нам, почему лучше молчать.
– Как бы вы это объяснили 5- или 10-летнему ребенку?
Веретенникова: С 10-летним, конечно, проще. Ребенок лет 5 еще не может выстроить причинно-следственные связи. Если малыш скажет в садике, что украинская литература – это хорошо, значит, родители что-то такое читают ему, слушают, смотрят, за ними могут прийти. Ребенок этого еще не понимает. Его будет преследовать чувство вины всю жизнь. Поэтому ребенку 5-летнего возраста говорить о том, что чего-то лучше не делать, о чем-то промолчать, лучше так: родителей могут наказать. У нас могут быть проблемы. Это сложно.
– Но, допустим, ребенок за что-то обижен на маму и думает: вот сейчас как скажу им всем назло. Такое ведь тоже бывает.
Веретенникова: Да. Это ужасные условия. Потому, наверное, родители мало что делают в процессе воспитания для самоидентификации. Возможно, они думают сделать это позже, когда ребенок подрастет.
– А как тогда объяснить ребенку постарше?
Веретенникова: У ребенка в возрасте, к примеру, 10 лет, активируются потребности и способности высшего порядка – например, это самодисциплина. Тогда это уже не игра, а скорее взрослая жизнь. Ребенок может быть ответственным за то, чтобы сохранить безопасность своей семьи.
– С нами на связи Диляра Сейтвелиева, у нее огромный опыт воспитания детей крымскотатарской идентичности в условиях советской пропаганды. Диляра, как в условиях закрытого общества, с пропагандой, крымским татарам, жившим в изгнании, удавалось сохранить идентичность, учить детей языку, культуре, традициям своего народа?
Сейтвелиева: Это громко сказано – огромный опыт. К счастью, у моих детей были бабушка, дедушка, которые всегда говорили на одном языке. Увы, третий ребенок родился, когда их уже не было рядом. Но это более всего позволяло сохранить язык, ведь ни классов, ни уроков не было, была лишь одна газета в Узбекистане, выходившая на крымскотатарском языке, но там писали о колхозниках и строительстве коммунизма. не писали о Крыме, о море – ни о чем, что могло бы напомнить нам о родной земле.
– В каком возрасте детям начинали рассказывать о Крыме, о депортации?
Сейтвелиева: Наши родители всю жизнь жили лишь мечтой о Крыме, всегда рассказывали нам, как они там жили. Они встречались между собой, вспоминали, рассказывали, плакали. Оно жили крымской жизнью, все остальное было – существование. У нашего народа есть поговорка, дословно означающая: птица всю жизнь повторяет то, что увидела в родительском гнезде. Мы не занимались воспитание патриотизма специально. Просто мы видели поступки своих родителей, наши дети – наши поступки. Мои родители почти всю жизнь провели в изгнаниях, их трижды высылали с родной земли. Сначала в период коллективизации в 1929 в тайгу, где они через пару месяцев похоронили своих родителей. Потом в 1935, потом в 1944 – в эту страшную высылку. Я родилась в ссылке. Мы все видели, слышали, на этом воспитывались. Мечта о возвращении на Родину была всегда. Мы были активными, участвовали в национальном движении крымских татар, также и наши дети.
– Виктория, подходит ли этот вариант современным родителям?
Веретенникова: У современных родителей ситуация усложняется – они не в ссылке. Крым тут, мы здесь живем, но есть фактор угрозы доноса, неизвестности. Опыт изгнания может повториться, ведь страх передается, страх изгнания – это родовая травма.
– И что делать?
Веретенникова: У маленьких детей основная активность – игра. Если нужно сохранить информацию внутри семьи, оформляем это как игру. У нас с тобой есть тайна, мы на задании, у нас такая игра. У детей постарше развивается ответственность. Мы ни в коем случае не должны вешать на детей всю ответственность, но часть – передаем. Так же, как ответственность чистить зубы по утрам. С детьми старшего школьного возраста нужно говорить как со взрослыми, иное их оскорбляет. Нужно заботиться о своих детях и учить их заботиться о себе, с самого раннего возраста. Учить их гигиене сознания. Пытаться вырастить их в условиях уважения к личности, к себе, нормальной идентификации. Понимать порядок развития идентификации: в 3 года появляется половая идентификация, и только потом – национальная, расовая. Учитывать возрастные особенности и не давать лишней информации, объяснять доступными словами.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:
