Гульнара Бекирова – о карательной психиатрии

12 мая 2016 года Следственный отдел УФСБ России по Крыму возбудил уголовное дело в отношении заместителя председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ильми Умерова. Ему инкриминируют часть 2 статьи 280.1 Уголовного кодекса России «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации, совершенные с использованием СМИ либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей».

Сам Умеров неоднократно подчеркивал, что он как раз выступает не за нарушение, а за восстановление территориальной целостности и России, и Украины, не признавая крымский «референдум» 16 марта 2014 года, который проводился в нарушение всех общепризнанных норм международного права.

Тем не менее, 18 августа 2016 года Ильми Умерова выписали из больницы, куда он был госпитализирован из Киевского райсуда Симферополя 11 августа с подозрением на инфаркт, и направили в психиатрический стационар для проведения судебно-психиатрической экспертизы…

Карательная психиатрия – подлое и сильное оружие антидемократических режимов в борьбе с инакомыслящими, с теми, кто, в понимании властей, позволяют себе «мыслепреступления» (по слову Джорджа Оруэлла). Как пишет в своей книге «Карательная медицина» Александр Подрабинек: «Карательная медицина – орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано. Таким образом, система карательной медицины возможна лишь при большой степени единомыслия в стране, почему она и развилась в тоталитарном СССР. В автократической же России такой большой степени единомыслия не было, общество было достаточно плюралистичным, терпимым к мнениям, не сходным с официальным. Поэтому случаи карательной медицины были исключительными, ее жертвами стали те, кто далеко ушел за рамки общепринятых норм, особенно во времена правительственной реакции. Конечно, в по-настоящему свободной стране этого не случилось бы, но ведь царская Россия не была таковой».

Обложка книги Александра Подрабинека «Карательная медицина»

Умница, интеллектуал, любимец женщин, которому посвящал свои произведения сам великий Пушкин, Петр Чаадаев в 1829-1831 годах пишет «Философические письма». Начиная с весны 1830 года, в русском образованном обществе их списки стали ходить по рукам. Публикация первого из «Писем» вызвала настоящий скандал и гнев царя Николая I: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзкой бессмыслицы, достойной умалишенного».

Журнал «Телескоп», где напечатали «Письмо», был закрыт, издатель Надеждин сослан, цензор уволен со службы. Чаадаева вызвали к московскому полицмейстеру и объявили, что по распоряжению правительства он считается сумасшедшим. Каждый день к нему являлся доктор для освидетельствования; он считался под домашним арестом, имел право лишь раз в день выходить на прогулку. Надзор полицейского лекаря за «больным» был снят лишь в 1837 году, под условием, чтобы он «не смел ничего писать».

Что же такого крамольного, вызвавшего гнев самодержца, было в злосчастном письме?

Окидывая взглядом историю России, автор обнаруживает в ней «мрачное и тусклое существование», где нет внутреннего развития: «Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых… Мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия».

И далее вновь и вновь следует цепь логичных и аргументированных размышлений Чаадаева о судьбе его родины… которые в понимании властей являются крамольными и позволяют объявить их автора – сумасшедшим.

Петр Чаадаев

Чаадаевские традиции любви к родине «с открытыми глазами» были присущи и советским диссидентам… В советский период значительно «усовершенствовались» и методы борьбы с инакомыслящими.

Александр Подрабинек приводит в своей книге 200 фамилий из тысяч заключенных, побывавших в советских спецпсихбольницах за 25 лет. Согласно данным книги «Карательная медицина»: «В СССР по меньшей мере 11 спецпсихбольниц: в городах Алма-Ата, Ашхабад, Благовещенск, Днепропетровск, Казань, Ленинград, Минск, Орел, Смоленск, Сычевка, Черняховск. Есть сведения о существовании спецпсихбольниц в Биробиджане, Томске, Челябинске, Шацке, психиатрической колонии тюремного типа в Чистополе. Кроме того, в систему карательной медицины входят Центральная тюремная психиатрическая больница в городе Рыбинске, психиатрическая зона для политзаключенных Мордовских лагерей (Теньгушевский район, Барашево, учреждение ЖХ-385/3) и ЦНИИСП имени Сербского в Москве».

Органы госбезопасности Украинской ССР отличались особой свирепостью по отношению даже к малейшим проявлениям инакомыслия.

В 1968 году молодой киевский ученый, математик Леонид Плющ направил в «Комсомольскую правду» письмо, в котором обвинил газету в необъективном освещении политического процесса Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова. За это он был уволен из института, где работал, с «волчьим билетом».

Леонид Плющ

15 января 1972 года Плюща арестовали. Он был помещен в следственный изолятор Киевского КГБ. Хотя Леонид не состоял на психиатрическом учете и не страдал психическими расстройствами, его направили на психиатрическую экспертизу. Эксперты судебно-психиатрического отделения Киевской областной больницы признали его вменяемым, однако врачи печально известного Института судебной психиатрии имени Сербского в Москве распознали у него нигде больше в мире не признанную форму душевного заболевания – «вялотекущую шизофрению». В разные годы с подачи этих карателей в белых халатах психбольными становились диссиденты Петр Григоренко, Наталья Горбаневская, Иван Яхимович.

Спустя полтора года после ареста, 15 июля 1973 года, Леонида доставили в Днепропетровскую специальную психиатрическую больницу. В течение двух с половиной лет психически здорового человека «лечили» препаратами, которые назначают буйным психически больным – галоперидолом, инсулином в возрастающей дозировке, большими дозами трифтазина. После уколов его на несколько часов привязывали к кровати в надежде, что эта пытка приведет к желаемым результатам: «врачи» справлялись у Плюща, не изменились ли его убеждения и не согласится ли он отречься от них в письменной форме?

Только упорная борьба жены Татьяны и соратников по правозащитному движению привели к международной огласке дела. Наконец, спустя долгие четыре года после ареста, 10 января 1976 года, вместе с семьей Леонид Плющ покинул СССР. В Вене специально приехавшие зарубежные психиатры обследовали его. Они нашли его совершенно здоровым психически, но крайне истощенным нервно…

Возмутительной, вопиющей даже для советских реалий была расправа с генералом-правозащитником, участником Великой Отечественной войны Петром Григорьевичем Григоренко…

(Окончание следует)

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции