Ольга Краузе – об аннексии Крыма, войне и бегстве от «русского мира»

В 80-х песня Ольги Краузе «Где ты упал» о советском солдате, сгоревшем в танке под Кабулом, потрясла многих слушателей. «Из-за этой песни я рисковала потерять право выхода на сцену навсегда, вспоминает Ольга. Потом я ее не пела, потому что были другие песни, а эта вроде бы устарела… Нет, эта песня до сих пор не устарела. Тогда Афганистан, теперь Украина и Сирия. Мир меняется, а моя страна погружается в дремучее болото».

Ольга Краузе никогда ничего не боялась. В советские времена, когда ее песни не проходили цензуру, она давала квартирные концерты, потом нарушила одно из главных табу российской эстрады, совершив каминг-аут, а сейчас, когда Путин развязал войну в соседней стране, выступила в поддержку Украины и против аннексии Крыма. Об этом и ее новые стихи:

Летят проклятия вслед

и сердце рвут наизнанку.

По украинской земле

грохочут русские танки.

И глаз поднять нету сил,

не вымолить, ни оправдать.

Ведь это моя Россия

бомбит ее города.

Ольга Краузе редко бывает в родном Петербурге. Теперь она живет в Харькове, совсем недалеко от линии фронта, и в ее стихах возникает вопрос: «Как же слyчилось, что так не во сне – наявy вражеской армию Родины я назовy?»

С Ольгой Краузе мы говорили и о ее последней книге «Катькин сад», но больше всего – о войне, виновник которой, по словам певицы, очевиден: «Это ж не только Пyтин – это большинство российских граждан».

– Ольга, вы поселились в Харькове еще во времена Януковича, это был переезд, никак не связанный с политикой, но теперь вы уже себя ощущаете политическим эмигрантом?

– Не совсем эмигрантом. Дело в том, что Украина для меня не совсем чужая страна. Родилась я в Ленинграде. Мои родители были железнодорожниками, ездили по всей стране, я начинала учиться еще на Западносибирской магистрали, а десятилетку закончила в Днепропетровске. Недавно была на встрече, 45 лет после окончания школы, встречалась с одноклассниками. Это мне не чужие люди. Признать аннексию Крыма, не поддержать Украину – это предать друзей детства в первую очередь.

– Вы живете в Харькове постоянно?

– В связи с теперешним визовым режимом я не имею права постоянно жить, потому что я российская гражданка, более 90 дней я не имею права находиться в Украине. Такие правила есть не только в Украине, но и в других странах.

– Выезжаете в Россию, а потом возвращаетесь?

– Этот въезд-выезд – страшная нервотрепка. Боишься, что обратно не впустят. И понятно, почему не впустят. Каждый раз подруга заверяет у нотариуса приглашение, иначе никак.

– А получить украинское гражданство?

– Я российская пенсионерка. Если я буду менять гражданство – я нигде, ни в какой стране больше пенсию не заработала. Хотя, учитывая, как Сбербанк крутит наши деньги, я вынуждена ходить в банкомат каждый день, как на дежурство, мне выдают по сто рублей. Все идет к тому, что я все равно останусь без пенсии, и тогда мне уже выбирать не придется.

– Скучаете по России или, если бы была возможность, остались бы в Украине и вообще не возвращались?

– Я последний раз прошлым летом была в Питере, даже удалось немножко поработать, но уже не давать концерты. Последний раз, когда вовсю был Майдан, мой концерт был в Питере, ко мне подошла администрация площадки, где был этот концерт, и попросила молчать про Украину. Я их понимаю, потому что они рисковали своим положением, могли потерять работу. Я дала концерт и молчала про Украину, чтобы не подвести людей. Но после этого решила для себя, что больше мне в России концерты не имеет смысла давать, потому что долго молчать я не могу. Уже не говоря о том, что часто ездить. Я еду в Россию, только я пересекаю границу – это первая нервотрепка, туда-обратно. Потом в самом поезде, когда я слышу: «Хохлов надо мочить» (это еще самое мягкое) и молчать при этом…. Хорошо, я могу плеер на уши надеть, еще что-то, но это невыносимо.

– Кто виноват в том, что произошло? Многие персонифицируют зло, говорят, что виноват исключительно Путин. Но вряд ли это один человек.

– Довлатов очень четко сказал: что вы всё валите на Сталина, а доносы-то кто писал? Тут то же самое. Как только начался Майдан, уже многие, я и в фейсбуке видела, писали: «В таком случае, хохлы, верните Крым». Это еще до аннексии Крыма начиналось. И Путин исполнил волю народа.

– То есть большинство?

– Не надо думать, что большинство право. Большинство – это толпа, толпа когда-то кричала «распни его». Не надо думать, что если ты с большинством, то ты прав. Нет, нужно включать свою совесть. Я вроде бы атеист, а, с другой стороны, верю в совесть, я считаю, что Бог – это и есть та самая совесть.

– Ибсен сказал: большинство всегда заблуждается.

– Да.

– Во время Майдана вы не были в Киеве…

– Съездить туда, как многие съездили, сфотографировались на фоне Майдана, отметились, повесили картинку – это же ничто. А непосредственно участвовать в Майдане… мне уже за 60, я бы только мешалась там у людей под ногами. Вряд ли я смогла бы действительно чем-то помочь.

– Но вы застали в Харькове драматические моменты, когда захватывали администрацию…

– Невозможно было уснуть, потому что сидишь и не знаешь, на каком свете ты проснешься. Это было страшно, совсем не хотелось, чтобы была «Харьковская народная республика». Это сейчас понимают даже те, кто не поддерживал Майдан.

– Недавно поэт Сергей Жадан говорил, что рядом с ним в Харькове живут люди, которые, случись что, выйдут с цветами встречать российские танки. Наверное, у вас где-нибудь в соседнем подъезде такие живут.

– Я общаюсь с людьми моего поколения, на лавочке разговоришься, в маршрутке с кем-то, причем люди совершенно разные, и с сельскими жителями в пригородах Харькова… Все уже не так. С цветами выйдут на заказ, как выгоняли госслужащих в поддержку Кернеса, Добкина, иначе никак. Может, кто-то будет продаваться, за 300 гривен выйдут, а от чистого сердца нет.

– А на вас, россиянку, бывает, что смотрят косо, с подозрением: может быть, она агент Путина?

– Нет, причем я не скрываю. Когда начинают: «А в России люди живут лучше…», я говорю: «Вы знаете, я россиянка». И по поводу российских пенсий я открыто говорю. Мне нравится деликатность людей: он говорит с тобой по-украински, но, как только понимает, что ты россиянин, переходит на русский язык. Я понимаю заблуждения людей: «Ой, я так люблю Россию, она такая богатая». Я говорю: «Вы видели в телевизоре Россию, вы видели Москву, вы видели Питер, а между Питером и Москвой – Тверская область, в каком состоянии вся эта область, брошенные деревни…» В Украине нет брошенных сел и деревень.

– Если сравнивать Украину и Россию, какое главное отличие?

– Люди более вежливые, более деликатные, гораздо меньше мата. Это просто уровень культуры другой в первую очередь. Потом толерантность. Много восточных людей, много смешанных браков, много детишек метисов, мулатов.

– Нет этого придуманного российской пропагандой украинского «фашизма»?

– Категорически нет. Идет вьетнамская девчонка, по мобиле с кем-то говорит на своем родном языке, только слышно «Сельпо» – это сеть магазинов у нас. И бабулька эту девочку по плечу: «Донечка, донечка, «Сельпо» не там – это в ту сторону надо идти». Этим уже показано, насколько люди человечнее.

– Вы смотрите российские телеканалы, ток-шоу про Украину?

– Нет. Когда я была в России, надо было и это смотреть, чтобы понять, насколько людям засоряют мозги. Нет, не смотрю. Конечно, могла бы через интернет смотреть, не включая телевизора, но не хочу.

– Тем не менее политика приходит в семьи, в круг друзей, мать не разговаривает с сыном, друзья ссорятся. В вашем кругу общения есть такие же политические противоречия?

– Мне повезло с друзьями. В моем возрасте сложился определенный круг друзей, друзья оказались на моей стороне. Не потому, что я их подруга, нет, они думают и рассуждают так же – это и московские, и питерские друзья.

– Есть в Харькове разочарование от того, что за два года после Майдана многое не сделано, мечты не сбылись? Есть усталость?

– Украинцы не россияне: как бы они ни уставали, у них есть точка кипения, они не выдерживают и выходят на Майдан. Ведь это не первый Майдан. Так что власть вынуждена с этим считаться, как бы они ни крутили, ни рулили, все равно они должны что-то делать. Вообще, да, конечно, такая страшная коррупция – это как раковая опухоль: только вроде бы одну дырку заткнешь, глядишь, с другой стороны метастазы полезли. Все не так просто, но не мне учить украинцев, как им строить свою жизнь.

– В Украине Майдан был естественным проявлением недовольства. Почему в России (по крайней мере, кажется так) подобное невозможно?

– Упустили момент, а сейчас все эти штрафы и прочее, эта экономическая зависимость… И ведь страшно не то, что ты выйдешь и тебя арестуют, а то, что налетит толпа и разорвут тебя на клочки. Такая истерия нагнетается! Хотя, конечно, все равно люди будут сопротивляться, все равно будут выступать.

– Ольга, у вас есть стихи о войне, о Донбассе. Прочитаете последнее стихотворение?

– Играет по вагонам гармонист,

растягивает хриплую тальянку.

Он у себя, в Донецке, был артист,

пока не въехал Русский Мир на танке,

не разбомбил тот самый ресторан,

где он играл на свадьбах-юбилеях.

Он спасся, даже выжил, а дыра

в спине зашита, да горит, не греет.

За окнами подсолнухи цветут,

белеют хаты, с медом дух малинный…

Эй, музыкант, присядь и выпей тут.

За окнами вагона Украина.

Присядь и выпей, выпей и сыграй:

враги сожгли твою родную хату.

А кто кричал вчера еще «ура!»,

размахивая лентой полосатой?

Пустые разговоры кто кого,

за что и как оно ему не надо.

Не береди, под сердцем у него

осколок от российского снаряда.

– Вы не только пишете стихи и песни, но и написали мемуары, последняя ваша повесть «Катькин сад» – это воспоминания о друзьях из Ленинграда, особом круге, который возник в советские времена у памятника Екатерине на Невском проспекте. Думаю, что далеко не все наши слушатели знают, о чем мы говорим…

– «Катькин сад» прочитать легко, он доступен: пожалуйста, скачивайте и читайте в любых вариациях, даже есть аудио. О чем? О проблеме гомосексуалов в советскую эпоху, как они жили, как они выживали, как они между собой объединялись, как помогали друг другу. Это о моих друзьях, близких, родных по духу, которые мне помогали и меня поддерживали. Наверное, если бы не они, многое мне бы не удалось в этой жизни совершить. Это совместная книжка, потому что рисунки Тамары Пагава – это ее воспоминания, работала она в Театре комедии, окна ее кабинета выходили на Катькин сад, она смотрела на него сверху, многие сцены наблюдала из своего кабинета.

– Если сравнивать ситуацию с правами ЛГБТ тогда и сегодня в России – ситуация похожа на то, что было в 80-е годы или нельзя сравнивать эти две эпохи?

– Дело в том, что тогда о существовании гомосексуалов мало кто и знал…

– А сейчас знают и из-за невежества неправильно все представляют.

– В чем и беда. Тогда, если узнавали, то тоже страшилки всякие были, понятное дело. Знали не все, а сейчас это все разрекламировано не в лучшую сторону. С другой стороны, любой порядочный человек подумает и скажет: почему я должен участвовать в травле людей, которые как-то иначе проявляют свою сексуальность, если это меня не касается? Это личная жизнь каждого. Правильно Раневская сказала: что это за страна, где человек не может распорядиться собственной задницей?

– Во время гей-прайда в Киеве полицейских было даже больше, чем участников. Что-то меняется в Украине?

– Спасибо, что было столько охранников, потому что нагнеталась истерия. На самом деле украинцы более терпимы вообще ко всем, тут живи и дай жить другому, вот и все. Ты такой, ну и ладно – это твоя головная боль.

– Вы не сталкивались с гомофобией в Харькове?

– Когда какой-нибудь недоумок-подросток тебе что-то в спину кричит из-за угла и убегает – это смешно, он еще не личность. Более ничего такого нет. Соседи знают все прекрасно, знают все.

– Никто не отворачивается, все здороваются?

– Со всеми здороваемся. Тут вообще принято здороваться, по крайней мере, в доме, во дворе.

Книга воспоминаний Ольги Краузе

– В последнее время вы не давали концерты в России из-за политики. А в Украине? Я видел на вашем сайте афиши выступлений в Харькове…

– Сейчас уже нет, сейчас Украине не до этого. А концерты в сугубо узких ЛГБТ-кругах я вообще не люблю. Я не баня и не туалет, у меня песни и стихи для всех. Тем более что в таких клубах по интересам люди приходят, чтобы познакомиться, пообщаться, мне там делать нечего.

– А на больших площадках нет возможности?

– Организовать концерт – это работа, нужен администратор, нужно для начала вложить деньги. В Питере, в Москве были люди, которые это все организовывали, здесь их просто нет. Я не знаю, появится – спасибо, а не появится… Я прожила интересную жизнь, мне еще есть что делать. Песни новые я могу записать и выложить в интернет. Великая вещь – интернет. Я все равно доступна, у меня есть обратная связь, у меня есть читатели, у меня есть слушатели – это очень важно.

– Знаю, что даже некоторые ваши поклонники нервно отреагировали на повесть «Катькин сад», и вы им сказали: тогда вам тут делать нечего.

– Это естественно. Я же никогда не скрывала своей ориентации. Очень давно это случилось, – когда меня начали шантажировать, я поняла, что если я буду жить под угрозой шантажа – это не жизнь. Поэтому лучше сделать этот каминг-аут один раз – и все, меня уже нечем шантажировать.

– Что делать молодому гею или лесбиянке в России? Оставаться и сопротивляться? Немедленно уезжать? Совершать каминг-аут, не совершать? Что бы посоветовали совсем молодым людям?

Надо искать друзей не только среди людей своей ориентации. Нужно убеждать близких, убеждать своих товарищей по работе, убеждать родных, уметь находить к ним подход. Если все-таки для вас это невозможно, уезжать, только когда вы молодые. Помните о том, что в другой стране вам нужно обязательно ассимилироваться, нужно выучить язык, нужно освоить профессию. То есть если вы уже инженер, не рассчитывайте, что вы будете инженером. Это не только ЛГБТ-людям, другим я тоже говорю, пока молодые, вы можете уехать, либо ради своих детей. Потому что там вы будете уборщицами, дворниками, не знаю кем, но ради детей стоит.

– Вы чувствуете себя в Украине как дома, вы ассимилировались?

Я же закончила школу в Украине, для меня язык украинский не чужой, не говоря о том, что Харьков и так русскоязычный город. Но если бы это был, например, Львов, я все равно смогла бы общаться и все было бы нормально.

– В Харькове особая ситуация, потому что совсем недалеко война. Чувствуется война сегодня?

Конечно, чувствуется. Видишь людей в форме, видишь этих мальчиков на костылях, которые тут лечатся в госпитале…

– А что бы вы посоветовали тем нашим слушателям, которые не очень хорошо понимают, что произошло между Россией и Украиной, которые живут в России и смотрят передачи Киселева?

Я бы посоветовала одно: отключайте в себе агрессивность, не допускайте в сердце злобу ни на кого. Все эти сказки про распятых мальчиков я не знаю для каких идиотов. Надо же в конце концов понимать, что такого быть не может.

– Я вас спросил, чувствуется ли в Харькове война на Донбассе, а сейчас ведь нагнетается истерия, что будет новая большая война. В России очень многие люди в это уверовали. Есть ли такое ощущение в Украине?

Если бы все от меня зависело, я могла бы с уверенностью говорить: да нет, ничего не будет. Кто хочет войны? Никто не хочет. С другой стороны, раскрутить войну легче, чем ее закончить. Я думаю, мало кто думал об этом, когда кричали «ура», да здравствуют все эти ДНРы и так далее. А как это все сейчас заглушить? Это невозможно, когда столько оружия у этих боевиков. Начать легко, поджечь легко, потушить сложнее.

Кyда ты гонишь, Родина моя?

На совесть, yм и честь идет охота.

Теперь еще придyмана статья

за оскорбленье чyвства патриота.

Но патриот не тот, кто громче врет,

кто радyется горю инородца,

не тот, кто марши бравые поет,

а тот, комy сегодня не поется,

кто понимает на чyжой беде

растить детей паскyдная затея,

кто видит где y Родины предел,

когда в героях числятся злодеи.

Так чем гордиться? Тошно, стыдно мне

хвалить циничной злобы yрожаи.

И больно видеть, как в родной стране

безyмие и подлость побеждают.